Московский храм Святителя Николы в Студенцах – единственный официальный единоверческий приход столицы. Здесь не любят, когда единоверцев называют "старообрядными", и говорят про себя: «Мы не "старообрядоподобные", а старообрядцы в лоне Русской Православной Церкви». И хотя до 1994 года этот храм не был единоверческим, вот уже почти 30 лет здесь возрождаются наши дораскольные церковные традиции. Под духовным наставничеством настоятеля храма священноигумена Петра (Васильева), который рассказал нам о своем пути к Единоверию и вехах его становления в Москве в постсоветские годы.
– Отец Петр, для начала позвольте один личный вопрос. Как Вы сами пришли к Единоверию?
– К сожалению, коренных единоверцев, родившихся в единоверческих семьях, сегодня мало. Но в моем случае получилось так, что я – единоверец от рождения. Хотя родился не в единоверческой семье. Мой отец был из старообрядцев белокриницкого согласия, а мама – прихожанка обычного православного храма. В итоге, по обоюдному согласию, родители решили пригласить крестить меня священника из Никольского храма, что на Рогожском кладбище. В то время этот храм, а дело было в 1965 году, еще оставался единоверческим. Но крестили на дому, что для тех лет было обычным.
– А как Вы пришли к тому, чтобы стать единоверческим священником?
– С детства я был знаком с обеими православными богослужебными традициями. Бывал с отцом и в старообрядческом Покровском соборе на Рогожском, и во многих храмах Русской Православной Церкви. Еще подростком часто ездил в никогда не закрывавшийся Псково-Печерский монастырь, общался и с его старцами, в том числе – схиигуменом Саввой (Остапенко), который еще в 1970-х говорил мне о моем будущем священстве. Но в богослужебном отношении мне всегда была ближе именно дораскольная традиция. Я считал, что необходимо оставаться в Русской Православной Церкви, но служба должна быть наша, старая. Однако к концу 1980-х Единоверие в нашей стране практически прекратило свое существование. Московский единоверческий храм на Рогожском перешел на пореформенный, новый обряд. Оставались лишь несколько приходов в глубинке, в том числе в Малом Мурашкине в тогдашней Горьковской области. И только в 1989-м был возрожден единоверческий приход в подмосковной Михайловской Слободе.
– А как же Москва?
– В том-то и дело, что Москва осталась без единоверческого прихода. А люди, которые хотели молиться по-старому в единстве с нашей Церковью, были. Но храма у них не было. И в 1994 году меня, к тому времени уже единоверческого иеродиакона, служившего в Михайловской Слободе, Святейший Патриарх Алексий II благословил стать настоятелем нового московского единоверческого прихода. Он же благословил митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия поставить меня в попы.
– То есть московская единоверческая община к этому времени уже существовала?
– Да, она была зарегистрирована в 1992 году. А в 1993-м избрала меня своим председателем.
– Что это были за люди?
– Очень разные. Коренных единоверцев было совсем немного. В основном, обычные православные люди, стремившиеся к службам по-старому, и старообрядцы разных согласий, желавшие быть в единстве с Русской Православной Церковью. Это были и совсем простые люди, и представители науки, в том числе – несколько докторов наук, включая последнего председателя ВАК СССР академика Евгения Ивановича Шемякина.
– Как получилось, что общине был выделен именно храм на Таганке? Ведь исторически центром московского единоверия были Троицкий и Введенский храмы у Салтыкова моста.
– Милость Божия, что мы получили именно храм Святителя Николы в Студенцах. Нам дали небольшой список на выбор из тех храмов, которые государство было готово вернуть Церкви, и мы очень быстро остановились на нашем. Во-первых, это храм XVII века, возведенный еще в дораскольных архитектурных традициях. А во-вторых, мы прекрасно осознавали, что нашими прихожанами будут не жители этого района, а единоверцы из разных уголков Москвы, и Таганка оказалась очень удобным расположением для всех.
– Как относилось священноначалие к организации единоверческого прихода? Были ли противники?
– Отношение было самым теплым и со стороны Святейшего Патриарха, и местного благочинного, протоиерея Леонида Ролдугина*, на сегодняшний день одного из старейших священников Москвы, дай Бог ему доброго здоровья! Против выступили некоторые белокриницкие старообрядцы, которые думали, что мы начнем перехватывать их прихожан, едущих на Рогожское. Но такого у нас и в мыслях не было! Хотя со многими их прихожанами мы во все годы были в близких дружеских отношениях. Как и со многими христианами других старообрядческих согласий. Но никогда никого мы не переманивали, и если кто-то приходил к нам, то только по своей доброй воле.
– Кто из известных московских старообрядцев был наиболее близок вашему приходу в первые годы его существования?
– Их много. Но могу, к примеру, назвать нескольких приснопоминаемых в нашем храме людей. Виктора Николаевича Милованова, который спроектировал наш иконостас и одно время был головщиком нашего храма. Игоря Михайловича Любимова, который, будучи председателем Рогожской белокриницкой общины, очень часто пел у нас на крылосе. Валерия Викторовича Витушкина, племянника старообрядческого архиепископа Иоанна (Витушкина). Александра Георгиевича Устинова, фактически наладившего в нашем храме крылосное пение и чтение. И конечно, другого представителя этого известного старообрядческого рода, многолетнего близкого друга нашего прихода, к сожалению, недавно скончавшегося, Леонида Михайловича Устинова. Ещё в 1949-м его поставил в чтецы старообрядческий епископ Геронтий (Лакомкин), ныне у белокриницких староверов прославленный в лике святых как исповедник. Вечная память этим добрым христианам, очень многое сделавшим для нашего храма!
– Но не было ли у них проблем, что они столь сблизились с приходом Русской Православной Церкви?
– Вопросы, конечно, задавали, но без скандалов. В те годы не было интернета, а потому у скандалистов просто не было сегодняшних возможностей. Разумеется, евхаристического единства с белокриницкими староверами у нас не было. Впрочем, старообрядцы, за редчайшими исключениями, исповедуются и причащаются только у своих духовных отцов. Но при этом мы никогда не считали друг друга «чужими», а просто по-человечески дружили и дружим. И с белокриницкими, и с чадами Русской Древлеправославной Церкви, и со многими беспоповцами-поморцами, осознающими, что в Церкви должны быть священство и таинства. Это никакой не либерализм, не экуменизм, вера у нас одна. И хотя только Господь ведает, удастся ли нам преодолеть раскол и воссоединиться, мы за каждой Божественной Литургией молимся «о мире всего мира, и о благостоянии святых Божиих Церквей, и о совокуплении всех».
– Есть ли отличия между прихожанами тех лет и сегодняшними?
– Нет, люди остались такими же. Разве только суеты чуть больше, в том
числе из-за интернета. А так точно так же: приходят к нам и прихожане других храмов Русской Православной Церкви, интересующиеся старообрядчеством и желающие молиться по-старому, и старообрядцы других согласий. Никого не неволим. Но если хотят быть с нами, разумеется, соблюдая наши правила, милости просим.
– И в заключение: что нужно, чтобы наши немногочисленные единоверческие приходы стали ближе?
– Ничего искусственно делать не нужно. Дружеские отношения складываются не по указанию сверху. Конечно, нужны совместные мероприятия, соборные богослужения. Конечно, важно молиться друг за друга. И тогда, с Божией помощью, мы станем ближе. Замечу, нам не нужно стремиться к массовости, главное для нас – сохранение нашей веры, наших древних богослужебных традиций. В единстве с Церковью Христовой. Молимся, чтобы так и было: ныне и присно, и вовеки веком.
* Протоиерей Леонид Ролдугин отошел ко Господу 1 декабря 2023 года на 87-ом году жизни